ехидная галлюцинация
Вот улетишь, парус наладишь.
Врач был латыш - светлый, как ландыш.
Сложим вот так белые руки.
Жизнь не берет нас на поруки.
Ангел стоял возле кровати,
Как санитар в белом халате.
Август стоял прямо над моргом,
Август дышал солнцем и морем.
Я уплывал в белой сирени. У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность. Я же просил - без оркестрантов.
А над Москвой трубы дымили.
Стыл ипподром в пене и мыле.
В тысячный раз шел образцово
Детский спектакль у Образцова.
И притомясь, с летней эстрадки,
Мучали вальс те оркестранты.
Чей это гнев, или немилость?
В мире ничто не изменилось...
Я уплывал в белой сирени. У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность. Я же просил - без оркестрантов.
Л. Филатов
Жаль...
Врач был латыш - светлый, как ландыш.
Сложим вот так белые руки.
Жизнь не берет нас на поруки.
Ангел стоял возле кровати,
Как санитар в белом халате.
Август стоял прямо над моргом,
Август дышал солнцем и морем.
Я уплывал в белой сирени. У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность. Я же просил - без оркестрантов.
А над Москвой трубы дымили.
Стыл ипподром в пене и мыле.
В тысячный раз шел образцово
Детский спектакль у Образцова.
И притомясь, с летней эстрадки,
Мучали вальс те оркестранты.
Чей это гнев, или немилость?
В мире ничто не изменилось...
Я уплывал в белой сирени. У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность. Я же просил - без оркестрантов.
Л. Филатов
Жаль...